ЕВРАЗИЙСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ
16 Сентябрь 2014 г., 19:27

В начале сентября президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов выступил с рядом примечательных выступлений, свидетельствующих о стремлении руководства республики играть более активную роль в реализации крупных коммуникационных проектов в Центральной Азии. В ходе международной конференции высокого уровня, посвященной роли транспортно-транзитных коридоров в развитии международного сотрудничества, обеспечении стабильности и устойчивого развития, глава государства сделал акцент на необходимости опережающего роста транспортно-коммуникационного комплекса стран региона, призвав сухопутных соседей Туркменистана к созданию транспортных коридоров к морским терминалам соседних регионов.

Речь идет о коммуникационной «стыковке» континентальной Евразии с морскими терминалами Черноморского и Балтийского регионов, Южной и Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока. В качестве вклада своей страны в решение этих вопросов Г. Бердымухамедов обозначил завершение строительства туркменского участка международной железной дороги Казахстан – Туркменистан – Иран в рамках международного транспортного коридора «Север – Юг». В числе других ключевых региональных транспортных проектов была названа стальная магистраль из Туркменистана в Таджикистан через территорию Афганистана, строительство которой было начато летом 2013 года.

Более близкой перспективой (открытие – в начале ноября 2014 года) является железная дорога Казахстан – Туркменистан – Иран с выходом на Персидский залив, которая, по оценке Нурсултана Назарбаева, позволит расширить только возможности торговли пшеницей в пять раз (с нынешних 500 тыс. тонн можно будет продавать 2500 тыс.). Всего же ввод в эксплуатацию данной стальной магистрали дает возможность перевозить до 10 млн. тонн грузов, создавая для участников формирующегося Евразийского экономического союза дополнительные возможности в южном направлении.

Железная дорога Казахстан – Иран через территорию Туркменистана

Оставаясь на позициях нейтралитета и сдержанно относясь к идее более тесной интеграции с ЕАЭС, в Ашхабаде тем не менее не забывают о развитии контактов с Россией, оценивая характер двустороннего партнёрства как стратегический. Как представляется, это вовсе не дипломатическая фигура речи – обмен мнениями между нашими странами по актуальным вопросам, представляющим взаимный интерес, носит весьма плотный и многоуровневый характер. Так, 8-11 сентября в туркменской столице состоялась двусторонняя встреча в формате круглого стола, посвященная развитию взаимовыгодного сотрудничества в нефтегазовой отрасли. Ранее данный вопрос обсуждался на заседании туркменского правительства (с участием главы государства), по итогам которого было объявлено о проведении ряда двусторонних переговоров и встреч с участием руководителей и представителей крупных российских компаний, специализирующихся в данной сфере. Господин Бердымухамедов отметил, что встреча с представителями российского ТЭК даст хорошую возможность для обмена передовым опытом, обсуждения актуальных направлений и перспектив партнерства. 

Некоторые грани опыта прикаспийской страны, информация из которой не так часто появляется в популярных российских СМИ, весьма примечательны. Например, Туркменистан – пожалуй, одна из немногих (если не единственная) из стран бывшего СССР, где сохраняется полноценное государственное регулирование национальной финансово-экономической системы.

Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что, в отличие от других прикаспийских стран, Туркменистан (равно, как и Иран) не участвует в многонациональных консорциумах по освоению нефтегазовых ресурсов и их экспорту. Руководство республики предпочитает заключать двухсторонние соглашения с «углеводородными» инофирмами. А растущие доходы от экспорта нефти и газа направляются (опять-таки, как и в Иране) – не менее 40% их объема – в развитие национальной нефтегазохимии. Причем по темпам роста производства и экспорта этой продукции Туркменистан занимает первое место в СНГ и в целом в экс-СССР с начала 2000-х годов.

При этом основным инвестором в экономику и социальную сферу остаётся государство: суммарные госинвестиции в стране за последние 15 лет выросли более чем в 11 раз. Доля же госсектора в экономике страны – не ниже 75%. Это максимальные в СНГ показатели. По оценкам ЮНИДО и региональных экономических комиссий ООН (2013 г.), реальная производственная отдача от госвложений в стране выросла за тот же период почти в 8 раз. Причем доля госинвестиций в общенациональном ВВП превышает 30%: здесь Туркменистан тоже в лидерах на просторах бывшего СССР. А среднегодовой рост ВВП и, в т.ч. промышленности Туркменистана, – тоже едва ли не самый высокий на постсоветском пространстве: соответственно, не ниже 7% и не меньше 6,5%.

Многие эксперты небезосновательно считают, что Ашхабад взял за основу своего рода синтетическую «китайско-белорусскую» модель социально-экономической политики, причем с добавлением более жесткого госрегулирования финансово-экономической системы – с целью концентрации всех экономических ресурсов страны и своевременного их использования (точнее – распределения) в различных секторах экономики и социальной сферы. Успехам такого курса способствуют, наряду с государственным планированием социально-экономического развития, также факторы природной и социальной географии: невысокая численность и плотность населения; его сконцентрированность в считанных регионах (в основном в столичном и прикаспийском); значительные запасы природного газа, нефти, разнообразного химического сырья, а также осетрово-икорные «закрома»; наличие надежных транспортных артерий межу упомянутыми регионами; сравнительно низкие темпы роста потребительского спроса (высокие его темпы характерны только для ашхабадского, т.е. столичного региона, и для прикаспийского города-порта Туркменбаши).

Упомянутые и смежные факторы позволяют осуществлять политику развития «профицитной» экономики, включающей растущий профицит внешнеторгового баланса и рост золотовалютных резервов (ЗВР). Точных данных о последнем нет, а нацстатистика эти данные не публикует. По оценкам CIA и BND (2013 г.), туркменистанские ЗВР превышают $ 6,3 млрд., а к 2016 г. они могут достигнуть $ 8,5 млрд.

С учетом вышеупомянутых факторов примечательно и то, что официально провозглашенный в начале 1990-х нейтралитет Туркменистана позволяет Ашхабаду искусно «маневрировать» и в газо-экспортной политике. Скажем, крупные объемы экспорта газа в КНР (пока – около 10 млрд. кубометров в год) туркменская сторона не планирует сокращать для заполнения проектируемых Западом трубопроводов в Европу в обход территории России. Соответственно, надежды западных компаний, что Туркменистан будет участвовать в многонациональных структурах по добыче и экспорту каспийского нефтегазового сырья остаются эфемерными.

Доставка и сбыт туркменского газа в КНР

Иллюстрирует эту прагматичную политику и тот факт, что, в отличие от 1990-х – начала 2000-х гг., «газовые», то есть прежде традиционно основные вопросы в отношениях с РФ, похоже, постепенно смещаются на второй план. Во всяком случае, сокращение поставок газа из Туркменистана в РФ – почти втрое в сравнении с началом 2000-х годов – с лихвой компенсируется развитием торговых и инвестиционных взаимосвязей во всё большем числе секторов экономики. А состоявшийся в Белгороде в августе 2013 г. четвёртый российско-туркменистанский бизнес-форум подтвердил эти проявляющиеся тенденции. Здесь стороны договорились о совместных проектах более чем в десятке отраслей, включая химическую, судостроительную, текстильную, пищевую промышленность.

Да и сам факт проведения форума в Белгороде показывает растущий интерес Туркменистана к РФ и к межрегиональным связям. Во всяком случае, если в начале 2000-х эти связи развивались примерно с десятью субъектами нашего государства, то к 2013-м они охватывали уже свыше двадцати. Наиболее активно экономическое взаимодействие Туркменистан осуществляет с Татарстаном, Астраханской, Свердловской, Челябинской областями.

Из российских регионов, особенно из упомянутых, в Туркмению по нарастающей поставляются продукция машино-, станко-, судостроения, комплектующие, товары лесохимии, зерновая мука. Кстати, в Ашхабаде расположен крупнейший в Средней Азии сервисный центр КамАЗа (поскольку общее количество машин этой марки в Туркменистане уже превышает 11 тысяч единиц). А, например, «Татнефть» и «Итера» продолжают геологоразведку в западном регионе этой страны. В то же время растет импорт РФ из Туркменистана нефтепродуктов, химудобрений, хлопковых полуфабрикатов.

Согласно обоюдным статданным, доля товаров и услуг с высокой добавленной стоимостью в российском экспорте ныне превышает 40%, а в туркменистанских встречных поставках в РФ этот показатель почти достигает 60%. Кроме того, в Туркменистане работает до 190 совместных предприятий с российским участием. По оценкам местных экспертов, доля России во внешнеторговом обороте центральноазиатской страны к 2015–2016 гг. наверняка превысит 20% против 14% в 2012 году.

В более широком контексте Россия и Туркменистан – крупнейшие «игроки» на рынке природного газа в экс-СССР и естественно, что этот фактор влияет на двусторонние отношения. Уточнение статуса Каспийского бассейна, а также комплексное освоение его углеводородных ресурсов и транзитных возможностей тоже во многом зависят от согласованных позиций РФ и Туркменистана по данным стратегическим вопросам. Между тем схожесть интересов Москвы и Ашхабада проявляется и в «каспийском вопросе»: например, обе стороны выступают за межгосударственное регулирование допуска инофирм в углеводородные «закрома» бассейна Каспия. Выступают они также за военную «нейтрализацию» региона и, кроме того, за создание международного Энергетического совета при ООН.

Немаловажно и то, что Туркменистан не поддерживает «периодических» инициатив Ташкента и Астаны по перебросу части западносибирского речного стока в Аральский бассейн. По мнению туркменской стороны, решать вопросы водообеспечения в регионе целесообразно не перебросами рек, а в рамках рационального водопользования (в том числе путем освоения крупных подземных запасов пресной воды, опреснения воды Каспия, очистки местных речных вод от всевозможных загрязнений и регулирования стока среднеазиатских рек). Именно эти меры позволили Туркменистану к 2011 году обеспечить себя более чем на 85% ресурсами пресной воды и, в частности, создать один из крупнейших во всей Средней Азии Сарыкамышский пресноводный водоём, расположенный вблизи границы с Узбекистаном.

В свою очередь, вышеупомянутые «внутренние» тенденции в экономической политике Ашхабада, скорее всего, привлекательны для России и в политическом плане, и для привлечения российских инвестиций. Что с учетом совпадения позиций по каспийской проблематике укрепляет экономико-политические позиции РФ во всей Средней Азии.

Примечательны некоторые зарубежные экспертные мнения (2012-2013 гг.) по всем этим вопросам. Так, экономист из Университета Аделаиды (Австралия) Ричард Помфрет отмечает, что «государство в Туркменистане удерживает жесткий и в целом динамичный контроль над экономикой. В том числе над определенными финансовыми секторами, фермерами, малыми и средними предприятиями». В свою очередь, старший банкир Европейского банка реконструкции и развития Нейл МакКейн признаёт: «Инвестклимат в стране улучшается. Но также должны улучшиться технические навыки менеджеров, предпринимателей и госслужащих. ЕБРР поддерживает этот процесс, работая с правительством по разработке стратегии развития и законодательства для малого и среднего бизнеса, с предпринимателями – по вопросам хорошего управления, с банками – по вопросам финансирования торговли и стандартам бухгалтерского учета. В Туркменистане достигли некоторого успеха в бюджетных реформах, таких как закрытие некоторых внебюджетных фондов и создание более открытого стабилизационного фонда». Профессор по международным отношениям в университете Гази в Анкаре Мехмет Сейфеттин Эрол добавляет: «В Туркменистане изучают правовые нормы других стран и пытаются довести образование до такого уровня, который соответствовал бы нуждам иностранных инвесторов. Предлагаются, и небезуспешно, торговые и деловые стимулы, гарантии в виде законов и т.п., акцентируя внимание на стабильности и безопасности страны, а также на своей политике нейтралитета». Наконец, аналитик Global Post (США) Мириам Элдер связывает сбалансированный внешнеполитический курс страны с поступательным экономическим развитием: «Именно нейтралитет и стал основой внешней политики этой страны, что не позволило американцам развернуть там военную базу для обслуживания ведущихся в соседнем Афганистане военных операций. Ислам «ассимилирован» туркменским государством, но строгое следование канонам веры не так сильно распространено. Население в большинстве своем довольно существующим положением, так как все получают значительную помощь от государства. Основные услуги – вода, газ для отопления – всё это бесплатно. Пшеница продаётся внутри страны по субсидированным ценам. Каждый гражданин получает в месяц бесплатно определенное количество бензина для своего авто и электричества, хотя их цена и так чрезвычайно низкая. Жителям не нужны эти деньги для выживания, так как многое здесь бесплатно. Официально безработица находится на уровне 5%. На фоне того, что происходит в целом в этом регионе, ситуация здесь очень стабильная и спокойная».

Конечно, любая политическая либо экономическая модель не свободна от недостатков, и Туркменистан не является здесь исключением. Не приходится сомневаться в том, что эта страна, развивающая тесную энергетическую кооперацию с Китаем и граничащая с Афганистаном, при определенном стечении обстоятельств также может оказаться под ударом. Однако на фоне тревожных сообщений, всё чаще поступающих из различных уголков неспокойного Центральноазиатского региона, к опыту этой страны, как представляется, стоило бы приглядеться повнимательнее.