СЕГОДНЯ НА САЙТЕ: Японский фотограф Дайсукэ Куджираока поделился мнением о Туркменистане Сегодня, 12:03Туркменистан и Кыргызстан активизируют сотрудничество в области молодежной политики Сегодня, 11:58Замдиректора ТАСС опроверг наличие угрозы искусственного интеллекта современной журналистике Сегодня, 11:56Преподаватель МГУ высоко оценила культуру и глубокие познания студентов Туркменистана Сегодня, 11:48Преподаватель МГУ Анна Беликова отметила особенность культуры тюркских народов Сегодня, 11:44Представитель МТРК «МИР» высказалась о высокой актуальности новостей о Туркменистане Сегодня, 11:37

Скульптор Эрнст Неизвестный и Туркменистан
10 Август 2016 г., 20:22

Всемирно известный российско-американский скульптор Эрнст Неизвестный скончался в возрасте 91 года в Нью-Йорке (США). Человек очень необычной судьбы, он стал общепризнанным метром, одним из символов современного изобразительного искусства вопреки всем жизненным трудностям и невзгодам.

Непостижимым образом оказался Эрнст Неизвестный связан с далеким Туркменистаном. Здесь, по случайности, началась его военная жизнь и закончился творческий процесс в СССР.

Эрнст Неизвестный родился 9 апреля 1925 года в Свердловске (Екатеринбурге). Он вспоминал военные годы, приведшие его, студента Ленинградского художественного училища, в Самарканд, куда оно было эвакуировано. В 1943 году, когда ему исполнилось 18, Эрнст решает идти в армию добровольцем. Перед этим он перенес тиф, и ноги были еще слабыми после болезни. Но медкомиссия военкомата проводилась в те времена весьма упрощенно. Спрашивали, у кого есть жалобы, и считали годными к службе всех, кто жалоб не имел.Эрнст, естественно, жаловаться не стал. А так как образование имел на уровне среднего, то и был отнесен к курсантской категории и направлен в военное училище в Кушке.

В годы войны  в большинстве среднеазиатских гарнизонов были развернуты краткосрочные учебные заведения, которые за полгода готовили младших лейтенантов. Погодные условия региона, позволявшие круглый год проводить полевые занятия днем и ночью, способствовали этому "поточному" процессу. В Кушке функционировало Туркестанское стрелково-пулеметное училище (ТСПУ) - наиболее распространенный в военное время тип учебных заведений.

Вспоминал Эрнст свое знакомство с Кушкой довольно оптимистично. Он прибыл в ноябре 1943 года. В то время она еще сохраняла свой крепостной антураж: массивные куртины с бойницами, мощные башни массивных ворот, бастионы и контрфорсы, казармы, пригодные для ведения боя. Ну и величественный крест над крепостью - одно из первых скульптурно-архитектурных сооружений, врезавшееся в юношескую память будущего мастера.

Неподалеку от "имперского" креста и находились казармы училища.  Огромные, на батальон каждая, сложенные из толщенных каменных блоков.  Но царские солдаты, считает Эрнст, располагались, наверное, куда вольготней, чем советские курсанты военной поры. Казарма была буквально забита двухъярусными нарами, составленными из коек, между которых проложили нестроганные доски. Матрацы и подушки, набитые соломенной сечкой, тощие байковые одеяла поверх ветхих простыней... Кормежка тоже была достаточно скудной, хотя положенная курсантам норма считатлась одной из самых калорийных по военным временам, - в основном перловая каша, которую звали "шрапнель".

Курс был рассчитан на то, чтобы за шесть месяцев зеленые юнцы превратились в командиров, способных повести свои подразделения в бой.  Большинство курсантов не имели даже подготовки рядового бойца. Поэтому в такой короткий срок была втиснута еще и солдатская выучка.

Эрнст Неизвестный вспоминает: "Может быть, полевые занятия и не превратились бы в такой воистину изматывающий труд, если бы не пулемет, тяжеленный "Максим", который был нашим неразлучным спутником везде, кроме, разве, постели и столовой. А ведь еще и командовать научиться надо было, так что не оставалось и просвета для каких-то посторонних, не то что дел, но и мыслей. Но, самое поразительное, пожалуй, что я, вчерашний студент художественной школы, очень быстро втянулся в эту лихорадочную по напряжению жизнь. Более того - она мне нравилась. Я успешно овладел не только нехитрыми премудростями пулеметной практики, пехотной тактики, но и проявил выносливость на марш-бросках. Более того - стал одним из лучших на курсе мастеров рукопашного боя, что потом пригодилось на фронте."

Взводным у Эрнста Неизвестного был Дмитрий Сидур, в будущем тоже известный скульптор. "Любопытно, - замечает Эрнст Неизвестный, - что после Кушки наши с Сидуром пути разошлись, хотя фронтовые судьбы - схожи. Встретились мы уже в 60-х и по началу друг друга не узнали. Ему на фронте пуля пробила щеку и изуродовала лицо. Чтобы прикрыть увечье, Сидур отрастил бороду. Да и мою внешность ранения не пощадили, укоротив шею почти на дюйм."

Неизвестный вспоминает: "Время учебы пролетело быстро, весной 44-го наш курс начал отращивать чубы на выбритых до глянца макушках. В конце апреля нам выдали гимнастерки и галифе из тонкой шерсти цвета хаки, говорили, что это подарок английской королевы. Вскоре и погоны подоспели, полевые, с малиновым просветом и одной звездочкой.  Выпускной курс в последний раз промаршировал по пыльной улице кушкинской крепости, погрузился в теплушки и загрохотал эшелон через южные Кара-Кумы. На запад, на фронт."

До фронта тогда Эрнст Неизвестный не добрался. Вступившись за честь девушки, он в ссоре застрелил другого военнослужащего, попал под трибунал и 62 дня ждал расстрела. Эрнст утверждал, что не сошел с ума в этот период только потому что они с сокамерниками сделали самодельные карты и день и ночь резались в буру и штос. Приговор был заменен на штрафбат.

Сам Неизвестный так говорил о себе: "У меня буйный, необузданный темперамент. Когда я был мальчишкой, меня не звали драться стенка на стенку – но вызывали, когда били наших. Я бежал, схватив цепь или дубину, а однажды и вовсе пистолет, – устремлялся убивать. Я был свиреп, как испанский идальго. Но мне удалось перевести мою уголовную, блатную сущность и энергию в интеллектуальное русло. Если бы Пикассо или Сикейросу не дали проявить себя в искусстве, они бы стали самыми страшными террористами. Я знаю, что говорю, я ведь был с ними знаком... Мой лозунг – «ничего или все». Или я живу так, как хочу, или пусть меня убьют. Не уступать: никому – ничего – никогда! Я столько раз должен был умереть... Я и умирал; в жизни было столько ситуаций, из которых невозможно было выйти живым, я в те ситуации попадал потому, что ни от чего не прятался, – но какая-то сила меня хранила и спасла. Я удивляюсь, что дожил до своих лет."

Воевал Эрнст Неизвестный почти год, командовал взводом автоматчиков. Его солдаты действовали в танковом десанте при разведке боем и при штурме укрепленных позиций. Уже в первых боях Эрнст Неизестный был ранен и награжден медалью "За отвагу". В мае 1945 года получил орден "Красной Звезды"... посмертно! Домой ушла похоронка и родители поседели, получив эту весть.

Ранение было тяжелейшим - три межпозвоночных диска выбито, семь ушиваний диафрагмы, полное ушивание легких, открытый пневмоторакс…  Неизвестный рассказывает: "Я пережил клиническую смерть: санитары уронили меня, загипсованного, на лестнице, ведущей к моргу, – и это, как ни странно, спасло мне жизнь. Гипс раскололся от удара, и я, очнувшись от боли, закричал."

После войны инвалид-орденоносец три года ходил на костылях, с перебитым позвоночником, кололся морфием, борясь со страшными болями, стал даже заикаться. По его словам, чтобы отучить от морфия, отец-врач выписывал ему спирт и он стал много пить.

С 1946-го по 1947 год Эрнст Неизвестный учился в Академии художеств в Риге, в 1954 году окончил Московский художественный институт имени Сурикова.

С 1956 года Эрнст Неизвестный работал над претворением в жизнь своего грандиозного проекта – гигантской скульптуры «Древо жизни», которая стала символом творческого союза науки и искусства. Эту работу он закончил уже в Америке в 2004 году.

В 1962 г. Эрнст Неизвестный участвовал в знаменитой выставке в Манеже "30 лет МОСХ", разгромленной Никитой Хрущевым, который назвал его скульптуры "дегенеративным искусством". После событий в Манеже жизнь Неизвестного стала невыносимой, не было заказов, материалов. Грузил мешки с солью на железнодорожной станции. Имя его было вычеркнуто из списков членов творческого союза. Однажды из мастерской украли все работы, а позже разгромили новые.  Было неимоверно трудно, а он продолжал работать, скрывая свое авторство.

Анонимно Эрнст Неизвестный победил на международном конкурсе: создал гигантский "Цветок Лотоса" на Асуанской плотине в Египте (1968-1971) – памятник в честь дружбы народов СССР и Египта. Однако украсить ее барельефами ему не дали чиновники, не заложив их в расчеты и смету.

В кратчайшие сроки он с помощниками сделал декоративный рельеф длиной 970 метров (самый большой в мире) в Московском институте электроники (1974).

Имя скульптора стало известно во всем мире, и его много раз приглашали в разные страны для участия в выставках и проектах, но Неизвестного не выпускали из страны. В конце концов он решил эмигрировать.

Эрнст так рассказывал о причине эмиграции: "Я никогда не был диссидентом, принципиально. Хотя неприятности у меня были вполне диссидентские. Мне не давали работы, не пускали на Запад. Против меня возбуждались уголовные дела, меня обвиняли в валютных махинациях, в шпионаже и прочем. Меня постоянно встречали на улице странные люди и избивали, ломали ребра, пальцы, нос. Кто это был? Наверное, Комитет. И в милицию меня забирали. Били там вусмерть – ни за что. Обидно было страшно и больно во всех смыслах: мальчишки бьют фронтовика, инвалида войны... А утром встанешь, отмоешь кровь – и в мастерскую; я ж скульптор, мне надо лепить. Нет, нет, я не был диссидентом – готов был служить даже советской власти. Я же монументалист, мне нужны большие заказы. Но их не было. А хотелось работать! Я шестьдесят семь раз подавал заявление, чтоб меня отпустили на Запад, я хотел строить с Оскаром Нимейером, он звал. Но меня не пускали! И тогда я решил вообще уехать из страны... Я не мог терять время. И думал, что умру... ну, в шестьдесят. Надо было спешить, чтоб что-то успеть. И я уехал... Это было десятого марта семьдесят шестого года."

Вначале Неизвестный эмигрировал в Швейцарию, а затем в 1977 г. переехал в Нью-Йорк. Он уехал в Америку без денег, не зная языка, и там, в Нью-Йорке он работал по 15 часов в сутки.

Вот что говорит об этом периоде сам скульптор: "Слава Ростропович сделал меня членом американской элиты, в которую всю жизнь стараются попасть самые богатые и знаменитые люди, да не всем удается. И сделал он это на третий день моего пребывания в Америке. Мы тогда открывали мой бюст Шостаковича в Кеннеди-центре, и там Слава меня представил всем-всем-всем, кого он «наработал» за те тридцать лет, что он связан с Америкой. Я сразу вошел в эту среду. Энди Уорхол, Пауль Сахар, Генри Киссинджер, Артур Миллер, Рокфеллер, принцесса Крей – я могу именами бросаться сколько угодно. Я был как свой среди самых модных светских снобов... Но! Эта светская жизнь затормозила мое творчество на многие годы! Я понял, что быть там социальным человеком – это вторая профессия. А у меня времени на вторую профессию нет. И тогда я... бросил этот клуб избранных. Взял все визитки и сжег – чтоб не было соблазна вернуться."

Неизвестный продолжал работать над своими замыслами, преподавал, читал лекции по искусству и философии в Колумбийском и Гарвардском университетах. Перенес сложную операцию на сердце и продолжал читать лекции в университетах Америки, писать книги, создавать новые скульптуры, рисовать.

"…В Штатах мне легче работается. Америка оказалась близка мне своим размахом и ритмом. Там у меня две студии. Одна – в центре модного артистического района Сохо, на Манхэттене. Там у меня и студия, и офис, и квартира. Именно там работаю сейчас над самыми большими формами и занимаюсь графикой. Вторая моя студия и дом расположены на океанском острове Шелтон-Айленд. Как вы понимаете, «Шелтон» переводится с английского как «убежище». И для меня это действительно убежище, поскольку это моя крепость, спроектированная по моим же дизайнерским идеям (вплоть до мебели). Там я отливаю памятники в бронзе. Там же – парк скульптур, в котором установлено 28 моих вещей." - рассказал он в интервью в день своего 88-летия.

Люди, встречавшиеся с ним, писали, что Эрнст Неизвестный — это сгусток духовной энергии, настоящий  титан нашей эпохи, соединивший высокую человечность своих тем с элементами символизма  и бурного, темпераментного экспрессионизма. И это все проявляется в каждой его работе — от монументальной статуи до мелкой пластики или рисунка на листе бумаги.

Некоторые из работ Эрнст Неизвестный сделал для постсоветской России. Одна из них - "Орфей" (1995) стала наградой победителям российского телевизионного конкурса ТЭФИ.

В 1996 г. Неизвестный закончил свое монументальное произведение для  Магадана "Маска скорби" – «Мемориал жертвам ГУЛАГА», посвященное жертвам репрессий в Советском Союзе. Эта скульптура установлена у подножия сопки Крутая, где находилась знаменитая "транзитка" (отсюда отправлялись этапы заключенных на Колыму).

В октябре 2004 г. Эрнст Неизвестный, наконец, "посадил" в Москве свое "Древо жизни" – в вестибюле торгово-пешеходного моста "Багратион". В кроне этого семиметрового раскидистого "Древа" можно разглядеть христианское распятие и ленту Мебиуса, портреты Будды и Юрия Гагарина, сюжет изгнания из рая и эзотерические символы.

Два знаменитых «Распятия» скульптора находятся в Ватикане. В 1997 году Европейское отделение ООН получило в дар от правительства Российской Федерации 17-метрового «Большого кентавра» Эрнста Неизвестного.

Хотя в 1962 году работы Неизвестного вызвали критику со стороны Хрущева и целую цепь несчастий в его личной и творческой жизни, однако именно Неизвестный позднее создал знаменитое надгробие экс-генсеку на Новодевичьем кладбище по просьбе его детей.

Далеко не каждая столица мира может похвастаться монументальными произведениями Эрнста Неизвестного, которые имеют не только высокую художественную, но и денежную многомиллионную стоимость. Цена только одной его скульптуры в среднем доходит до 250 тысяч долларов, сотни тысяч долларов стоило создание макета какого-либо монументального проекта. 

В Ашхабаде барельефы Неизвестного украшают здание в центре города. В течение полутора лет скульптор сделал деревянный рельеф с изображением Родогуны из Нисы (парфянская богиня любви) в здании Государственной библиотеки имени Карла Маркса, а также изваял два бетонных рельефа на здании архива ЦК компартии Туркменистана и Дома политического просвещения - Маску скорби и Прометея. Это последняя работа, созданная Эрнстом Неизвестным незадолго до отъезда из СССР, в 1975 году, и размещенная на тогдашнем здании Политпросвета в Ашхабаде (позднее архив ЦК компартии Туркменистана, а сейчас Центральный государственный архив кинофотодокументов).  
Сразу приковывает взгляд совершенно необычное для Туркменистана, да и всей Средней Азии произведение, выполненное в узнаваемой манере знаменитого скульптора, в сочетании кубизма и символизма. Осуществить проект было непросто. С какими трудностями пришлось встретиться Эрнсту при его создании, мы узнаём из книги "Говорит Неизвестный": "Целая история была с моим рельефом в Ашхабаде. Это было решение первого секретаря ЦК Туркмении, им было подписано, заказ дали мне, потому что главный архитектор Ашхабада был мой друг. Но как это саботировалось местным, как бы художественным фондом: не было стены, на которой должен был быть сделан рельеф, не было глины, не было рабочих, ничего не было, и только моя оголтелость и работоспособность, и то, что у меня был подготовлен свой штат людей, дали возможность выполнить эту работу в срок."

Главный архитектор Ашхабада, которого упоминает Эрнст Неизвестный - это Абдулла Рамазанович Ахмедов, лауреат Государственной премии СССР (за здание Государственной библиотеки имени Карла Маркса), возглавлявший архитектурное ведомство Ашхабада с 1961 по 1987 год. Он дружил со многими известными скульпторами и архитекторами советской поры, пользовался авторитетом. Именно Ахмедов помог опальному скульптору получить заказ в далекой южной республике. Теперь наш красавец Ашхабад может гордиться тем, что обладает одной из достопримечательностей мирового уровня - монументальным шедевром  Эрнста Неизвестного.

Скульптор вспоминал свою работу в Ашхабаде. "У меня остались очень хорошие воспоминания об Ашхабаде, где была прекрасная творческая обстановка, невероятное восточное гостеприимство. То был один из самых лучших моментов моей жизни, я был абсолютно счастлив", - рассказал он в 1993 году в интервью газете "Туркменская искра".

Вот так и соприкоснулись начало и конец жизни Эрнста Неизвестного в СССР - юность в Кушке военной поры и творческий проект в период "развитого социализма" перед самым расставанием скульптора с советской действительностью.