Ленин, старик иранец и катящиеся по щекам мальчика слезы
25 Апрель 2017 г., 15:59

В день рождения вождя мирового пролетариата читателю более привычно словосочетание «Ленин в разливе», по названию картины художника Николая Володина. Тем интереснее история нашего постоянного автора из Туркмении Наркулы Орунова, которая произошла с ним в Иране и которая связана с именем Владимира Ильича.

Разгуливая по разным знакомым, но сильно изменившимся улицам иранского Мешхеда, я с трудом нашел то место, где 20 лет назад так вкусно поужинал.  

– Саламалейкум, Бабо! Вы меня помните? – спрашиваю на фарси пожилого хозяина локанты (кафе), где подают изысканные блюда из бараньей головы. Занятый каким-то делом старик нехотя окинул меня взглядом.

– Нет, не припомню, – отрицательно покачал он головой.  – Иностранец? – безразлично спросил старик.

–  Да, я туркмен.

– А! Туркаман?! (Так на фарси звучит слово «туркмен») – улыбнулся он.

Я кивнул и уважительно улыбнулся в ответ.

Вытирая руки, старик пристально посмотрел на меня:

– Туркаман, туркаман! Нет, что-то не помню, – заявил он, после небольшой паузы.

Чтобы помочь собеседнику, я напомнил ему давнее событие.              

– Лет двадцать назад я подарил вам значок с изображением Ленина.

При этих словах у старика задергались густые, длинные брови и он на миг застыл, вспомнив меня или Ленина. Затем, швырнув салфетку на разделочный стол и стремительно приблизившись, с прищуром оглядел меня.  

– Ленин, говоришь!? – хрипло переспросил он.

Пронизывающий взгляд собеседника вызвал у меня тревогу. Я невольно огляделся вокруг – все-таки был в религиозной стране, для которой разговор наш был «не по теме»… Старик, поняв мое беспокойство, вдруг преобразился. Теперь его облик выражал симпатию и доверие.

– Гость дорогой, присядь за стол и потерпи немного! – указав на стол, он поспешил в подсобку.

Слова хозяина «…потерпи немного» очень соответствовали моему состоянию. Визит в локанту пришелся на вечер, и от длительной пешей прогулки по Мешхеду я едва переставлял ноги. В данный момент, разумеется, я действительно должен был терпеть, а не ждать. Что интересно, днем кафе, по негласному указу, было закрыто. Причина оказалась курьезной – после калорийной пищи, мужчины долго не задерживались на работе… По крайней мере, так, со смехом объяснили мне прохожие. Может, и шутка!?  

… Старик появился с каким-то узелком в руке и не один. В дверях застенчиво мялся мальчик лет восьми – девяти. Хозяин подозвал его и с одышкой присел за стол.  

Вблизи он выглядел довольно постаревшим. Возраст подчеркивала и сгорбленная походка. Но лицо осталось фактурным: седая борода, длинные и симметричные брови… Моя рука машинально потянулась к фотоаппарату. Но я вовремя вспомнил, что прошлый раз мой собеседник снимать не позволил...

Старик торопливо развязывал белый узелок (впрочем, уже не белый, а замасленный, замусоленный,  темно-серый). И когда раскрыл тряпицу, радостно взглянул на меня. К нашему столу подсел старец, с интересом наблюдавший за происходящим от другого столика.

– Ааа, Ленин! – не скрывая улыбки, произнес он, дав понять, что знаком с содержимым узелка.

А хозяин млел от радости, одной рукой прижимая к себе мальчика, по-детски, с любопытством разглядывавшего чужого человека. На ладони другой руки старик с величайшим достоинством держал пионерский значок с барельефом Ленина, тот самый, что я подарил ему при нашей первой встрече. Он так бережно хранил всё это время мой подарок, что я чувствовал, что и от меня ждет ответного восхищения, восторга или удивления.

– Помню, помню! Вот этот, ваш Хомейни – Ленин! (с ударением на «и»), – сказал старик, положив значок передо мной. – А это – наш Хомейни, – наставнически указал он, на портрет Имама Хомейни, висевший на стене. – Все они достойные люди, – продолжил собеседник. – И мы всегда должны уважать их и быть им признательны…

Я мучительно думал, как поступить в данный момент. Даря значок, я абсолютно не придавал этому никакого значения. Лежал он у меня вместе с другими где-то дома, после «революции», после распада державы... Перед первой поездкой в дальнее зарубежье я был наслышан, что наши туристы брали с собой всякие значки, как сувениры... Взял и я.

А теперь с моей стороны требовался убедительный поступок. Ничего не придумав, я приложил руку к сердцу, привстал и признательно поклониться. Сделал это искренне. Действительно, передо мной был человек, заслуживающий большого почтения, который 20 лет бережно сохранился мой подарок.

Засаленная тряпица свидетельствовала, скольким людям владелец значка с гордостью показывал Вождя страны Советов. Замкнутый в пределах своей маленькой локанты иранец, мог и не знать, что мир давно изменился, отошли в прошлое вожди и кумиры. Разубеждать моего знакомого я не собирался. Думаю, что поступил правильно. Нельзя разрушать веру в человеке, если вера прижилась с ним, с его душой. И мне важно было показать благосклонность к этому человеку, к его светлой и чистой душе. Прежде чем вернуть значок я приложил его ко лбу и губам…

Старик неторопливо завернул значок и медленно подвинул его от себя. Устало улыбнувшись, прижал к себе мальчика.

– К следующему твоему приезду, возможно, встретит тебя мой правнук, мой любимый мальчик – Заур. Мне уже девяносто два года. Локанту и твой подарок завещаю ему, сказал он грустно.

Заур, не снимая руки с плеча прадеда, внимательно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на старика-завсегдатая.

Тот не выдержал и спросил с подначкой: «Скажи, Заур, если твой дед помрет, ты будешь плакать?»

Мальчик, не ожидавший каверзного вопроса, испуганно отвернулся, спрятался за спину прадеда и обеими руками обнял того за плечи. Хозяин локанты громко засмеялся, крепко прижал к себе правнука и поцеловал в лоб. В ответ из глаз правнука хлынули слезы. Они катились по щекам, а мальчишка боялся их смахнуть, чтобы не потревожить прадеда.

Так и запомнилось мне: Ленин, старик иранец и катящиеся по щекам мальчика слезы. И еще я понял, что каждая мелочь из минувшей, вычеркнутой жизни, может иметь свое значимое продолжение.